Я здесь могу лишь номинативно обозначить, и конечно, далеко не полный круг проблем, а только самые острые и именно только на сегодняшний день вопросы. И действительно, могу только обозначить, поскольку каждый вопрос требует многосторонних и долговременных исследований, чтобы, в конечном счёте, получить плюральный, а это и значит более или менее объективный ответ.
А в их число входит проблема, которая у всех на слуху уже не один год: а зачем нам вообще революционные изменения в образовании, особенно в среднем и высшем, сопровождающиеся разного рода потрясениями и родителей, и детей, и педагогов? Не является ли эта «революция» в образовании ошибкой?
Этот вопрос, как говорят языковеды, сложный, то есть состоит он из нескольких простых. В качестве первого простого вопроса я бы назвал проблему глобальности происходящих сегодня в образовании преобразований. Ведь наше время, время рубежа II–III тысячелетий, это время без преувеличения «великих» перемен в культуре всей цивилизации, то есть качественных перемен во всех развитых и развивающихся странах, лишь с некоторым опережением друг к друга или отставанием. Сегодня глобальные перемены происходят во всех основных составляющих культуры (и в способе производства, и в социальных отношениях, и в экономике, и в политике, и конечно в сфере воспитания и образования), но в первую очередь, эти перемены происходят в содержании и формах двух лидеров культуры – ведущего способа производства и доминирующих социальных отношений или так называемой ведущей парадигмы.
В результате ряда научно-технических революций, на смену многовекового машинного производства валового типа приходит персонифицировано-электронное высокотехнологическое постиндустриальное производство. Последствия от такого результата – эпохальные. Укажу лишь на два из них. Во-первых, такой электронно-роботизированный характер производства увеличил свободное время человека по сравнению со временем, необходимым ему на производительный труд.
Вследствие этого, человек получил больше возможностей обратить внимания на самого себя, в результате чего стал качественно менять представления о самом себе: и о собственных возможностях, и о своём месте в мире как одной из центральных фигур мироздания, и о своих исследовательско-преобразовательских средствах.
А возросшая научная и техническая мощь цивилизации (книгоиздательство, электронные телескопы и микроскопы, компьютеры, мультимедиа и интернет и др.) увеличившая познавательную мощность человека, и вследствие этого раздвинувшая представления его и о пространстве, и о времени (за счёт проникновения в тайны микромира и макромира), позволила получить человеку дополнительные доказательства своей уникальности как созидательного существа.
Всё это привело к значительному повышению уровня антропоморфизации культуры, а в конечном счёте к выдвижению ею в качестве своего ведущего содержания, носителя и главной ценности – Человека.
Внимание человека стало заметно смещаться с феномена «объект» (мир, сооружение, машина) на феномен «субъект» (человек, сообщество, цивилизация). На второй план значимости стала уходить сложившаяся с древнейших времён и доминирующая до настоящего времени естественнонаучная парадигма – парадигма отношения к миру в целом и к любым его составляющим как к внешне положенным по отношению к человеку объектам, которые не зависят от человека, но пределяют и направляют его деятельность, и которые поэтому человек может лишь изучать, и применять эти знания прикладным путём.
На первый план стала выходить гуманитарная парадигма, требующая видеть и понимать мир, прежде всего, через человека. А это означает, видеть и понимать, в первую очередь, социальный мир, не как ни от кого не зависящий, а напротив, как зависящий в первую очередь от человека, поскольку изменяется непосредственно им.